Дух конкуренции. О морали

Помню, как классе в десятом, когда я пришёл писать олимпиаду по литературе на региональном этапе, учительница-организатор провела для нас выдающийся инструктаж, а вернее — прочитала пламенный мотиваторский спич о значимости сего мероприятия. Сказала она примерно следующее: "Разговаривать, списывать и подсказывать друг другу нельзя. Здесь — вы конкуренты. Помогая другому, вы можете навредить самому себе. Представьте, что ваше место в финале займёт человек, которому вы сказали правильный ответ. Так что выбор за вами". Сказать, что я почувствовал себя огненной Китнисс, — не сказать ничего. И желание назло учительнице увидеть в соседе не оппонента, а союзника вылилось в бунт, пускай и молчаливый.

Знаете, что строится на основе конкуренции? Игра. Агон, если угодно. Правда, с той оговоркой, что важнейшим элементом всякой игры является её добровольность. Пока ты не примешь условия игры, тебя не окружат соперниками в этой параллельной, агонической реальности. Пыл современной страсти (кто-то скажет: капиталистической, кто-то скажет: бюрократической, мне без разницы), на мой взгляд, довольно серьёзно спутывает разные перспективы, из-за чего социальная реальность, в которой с самой сознательной точки зрения должен происходить отбор в соответствии с нравственными категориями человечности, становится подобием игры. В условиях спринта никак не прописано значение помощи соучастникам. Поэтому, когда спринтер видит, что соперник подворачивает ногу, и, пренебергая принципом конкуренции, помогает ему добрести до финиша, вряд ли это повод утверждать, якобы спорт — это взаимовыручка и поддержка. В действиях спринтера, напротив, я обнаруживаю нарушение условий игры, дополнение их нравственными нормами, присущими совсем другому измерению, но не морали спорта, зиждущейся на аксиоматическом признании цели без учёта средств, выходящих за границы дозволенного чётко прописанными правилами.

Вернёмся к принципу свободы игры, который во многом обуславливает её агонизм. Добровольно ли моё стремление к поступлению в хороший вуз? Забудем на секунду про армию, которая грезит и грозит оставить на теле тумаки, а на душе — отпечатки звериного подчинения. Забудем и про учителей, которые, вопреки правилам игры, утверждают, что от результатов ЕГЭ, которые ведут к поступлению или непоступлению в вуз, зависит ни много ни мало всё, и которые навязывают точку зрения, что жизнь старшеклассника — не игровая, а самая реальная и объективная — строится вокруг логоса, проявляющегося в форме завершения одного жизненного цикла и начала другого. Забудем про разговоры с родителями, которых, конечно же — а странно, если иначе, — волнует судьба ребёнка. Забудем! — и тогда я соглашусь: стремление к поступлению в хороший вуз добровольно. В нём заключается свобода воли. Правда, тогда вся жизнь становится объективной игрой, а само несовершеннолетнее дитя знать не знает, что принимает в ней участие. Система становится игровой реальностью, но в ней не вырабатывается игровое Я, отличное от жизненного. Человек со всеми его чертами характера, которые складывались на протяжении лет в соответствии с человеческой реальностью, оказывается втиснут в конфликт "я—остальные", цели которого не сообразны впитанным со сказками и улыбками внутренне-моральным нормам. Таким образом, конфликт разгорается и внутри самого человека, ведь приходится выбирать между разными моральными системами: действительной или агонической. Вряд ли кто-то делает выбор осознанно: нет, человек в большинстве случаев принимает правила этой полуигровой реальности как нечто данное и, подчинив свою естественную эмпатию беспощадной воле жестокой среды, оправдывает себя, приводя мною перечисленные аргументы о правилах игры, или вовсе отказывается видеть какие-нибудь противоречия.

Жизнь целостна, пусть и разнообразна. Шутки-прибаутки с давнишним приятелем, игра в шахматы или Fortnite, погружение в театральное представление — всё оставляет след на психике человека. Забивающий гол в ворота лучшему другу футболист в момент игры проявляет своё игровое Я, но радость, которую он испытывает, реальна. Как действительна и боль при получении травмы. Грань между подлинной и игровой плоскостями проходит там же, где и намечено их сближение, — в чувственной сфере. И когда эмоции выступают не разграничителем, а мостиком, то, быть может, и правила реальной жизни стоит перенять? По сути, благодаря допущению такой возможности нападающий, увидев, что защитник вражеской команды лежит и не может подняться, выбивает мяч за пределы поля. Не по-спортивному. Но по-человечески.

Небольшое лирическое отступление я свяжу с этими загадочными "правилами реальной жизни", о которых так уверенно пишу. Они вообще существуют? Конечно, нет. Они тем и интересны, что никакое право их не определяет и не формализует. Ницше полагал, что сострадают рабы. Я полагаю, что прямой корреляции нет и благородные господа способны испытывать общечеловеческие чувства, такие как сорадость или сострадание. Просто это будет не соотнесение с качеством намерений и не апелляция к священным заповедям, а вполне индивидуальное стремление — вложение в весомый результат, которым вполне может быть благо другого человека. Ницшеанская господская мораль — это примитивный эгоцентризм, который настолько увлечён личностью, что видит в ней какой-то отрешённый конструкт, существующий вопреки принятым в обществе условностям. Кажется, ницшеанцам интереснее противопоставление, чем созидание. Им принципиально важно быть парадоксальными, противоречивыми, immoral, поэтому и в унижении самого естественного, самого социального человеческого чувства, эмпатии, так много извращённого, психопатического. И поверхностна будет интерпретация моих слов, по которой каждому попрошайке на паперти решительно необходимо отсыпать в стаканчик десять рублей. Суть я вижу в созидательном начале, которое возникнет с учётом следующих аспектов:
1. практически-социального,
2. морально-принципиального,
3. эмоционально-психологического,
4. фактически-рационального.
По этой причине никто не вправе выступать вашим судиёй, а вы ничем не обязаны попрошайке, который своим плачем побуждает вас к решительному действию, покуда сам не обладает всей информацией о субъективности вашего решения. И именно по этой причине я выступаю сторонником контекстуальной морали, которая
а) признаёт каждый случай уникальным, особенным — и поэтому адаптивна и пластична;
б) изначально, пока не ясен контекст, другого человека не упрекает во лжи, обмане и как минимум его чувство, даже если оно не будет удовлетворено поступком, не принижает и не возвышает, а посему призывает к тактичности, мягкости и человечности обращения вне зависимости от результирующего действия как факта;
в) раскрывает социальный аспект поступка только через общественную реакцию, а не менее значимый моральный — через внутренние барьеры разбивающий голос совести: учитывать же призывает все этические плоскости, но их многослойную иерархию выстраивать контекстуально.

Чтобы сложную, сумбурную — под стать выбранной теме эссе — теорию подкрепить практикой, обращусь к заявленной в первом абзаце ситуации нравственного выбора. Десятый класс. Ты попал на региональный этап олимпиады по литературе. Идёт хорошо, ты сделал тестовую часть и перешёл к эссе. Тут сзади тычет ручкой тебя какой-то незнакомый мальчик. Ты слегка, головы не поворачивая, наклоняешься к нему. Мальчик задаёт вопрос: "Что ты ответил во втором?" У тебя, по сути, два варианта: или подсказать, или не подсказать. Я бы подсказал. Почему?

1. Такое действие повысило бы мой социальный статус (социально-практический аспект).
2. Это действие основывалось бы на созидательном начале, желании помочь, и соответствовало бы моему принципу, по которому я руководствуюсь золотым правилом этики, а также учитываю, что, раз мальчик обратился ко мне, я должен вежливо отреагировать, при этом не вводя его в заблуждение (морально-принципиальный аспект).
3. Эмпатия (эмоционально-психологический аспект).
4. Кто сказал, что мой ответ на второй вопрос правильный? Я лишь скажу, как ответил сам, а помогу или наврежу мальчику, уже вопрос времени (фактически-рациональный аспект).

Есть, впрочем, риск, который может заставить меня не помогать мальчику. Это взгляд учительницы-организатора. Могут быть и другие трудности, учитывать которые — также мой долг как человека, в руках которого находятся жизненные рычаги. И если, поняв, что риски перевешивают, я ничего мальчику не скажу, то, пожалуй, в каком-то смысле окажусь прав.

Так или иначе, давайте вернёмся к аналогии с игрой. Если я не принимаю правила агона и следую чуждой ему морали, то, вероятно, я ускоряю выход действительности из агонического состояния, в котором есть я, есть оппоненты и есть желанный финиш — единственная цель. Жизнь ведь не такова. И даже если я помогу мальчику попасть на бюджет, то в своей потенциальной неудаче буду виноват сам. Но даже неудача не ограничит мой путь. Закрыв дверь в МГУ, откроет дверь в РГГУ — а с ней и ещё великое множество дверей, о существовании которых я в игровой слепоте не догадывался.

Как бы поступили вы? На что опирались бы, оценивая обстановку и принимая решение? Пишите в комментарии!

---

Подводя итог, могу сказать, что этические проблемы занимают меня больше всего, ведь однозначные формулировки для их разрешения мы вряд ли когда-нибудь отыщем. По всей видимости, стоит брать в учёт массу обстоятельств, ведь даже самый незначительный незамеченный фактик может повернуть вашу жизнь в какую угодно сторону. А воспринимая окружающих как врагов, вы, так или иначе, заранее подписываете себе смертный приговор, ведь тогда и для других в суровом капиталистическом мире вы враг и конкурент, а значит, поддержки от них не ждите.

Всех благ!